Алексей подкрадывается ко мне, как чертов кот. Парень убийственно спокойный, под стать ему рефлексами. Видимо, он таким и должен быть, учитывая обстоятельства. Виктор не обрадуется, что его очень ценный актив сейчас в самом пекле посреди града пуль. Но Алексей даже не уворачивается пока идет бойня.

Он сам выстрелил не менее шести раз, уложив на месте, по крайней мере, трех парней. Потом он поворачивается ко мне и выдает тираду на русском. Причем делает это очень бегло, так, что я едва могу понять, о чем он говорит, но я все-таки улавливаю суть, что у заднего входа еще есть пушки. Проблема в том, что там как раз идет большая часть кровавой перестрелки.

Я киваю и жестом приказываю Рори добраться до Конора. Парнишка практически обмочился под стол, под которым вынужден был проползти. Мы с Алексеем идем в противоположном направлении. Мы ползем вниз боком к стене, используя больше столов и стульев в качестве прикрытия. Когда мы приближаемся к входной двери, Алексей жестом указывает мне, что он берет на себя заднюю дверь. Я говорю ему, что прикрою его отсюда и наблюдаю, как он исчезает за дверью.

А пока я осматриваю комнату, чтобы подвести своеобразный итог нашей битвы. У парней дела не так уж и плохи, если не считать, что Конора ранили в руку. Но он переживет. Но когда я осматриваю ряды русских, то нигде не могу найти Ивана. Еще один осмотр комнаты, и понимаю, что что-то здесь не так.

Я выуживаю свой телефон и пытаюсь дозвониться до Ронана. Потом что-то ударяет меня сзади. И дело в том, что это даже не один из этих поганых армян.

Двое русских новичков загнали меня в угол с ножами в руках. У них еще молоко на губах не обсохло, поэтому они, вряд ли, придумали бы что-нибудь получше. Я снимаю куртку и отбрасываю ее в сторону. Они могли бы всадить пулю мне в голову и покончить с этим, но совершенно очевидно, что это не входит в их планы. Если они решили подраться, то я дам им эту возможность.

— Просто дай мне эти чертовы таблетки, — кричу я на Рори.

Он бросает мне банку с таблетками, и я запиваю три из них изрядной порцией виски. Через несколько мгновений боль утихает, сменяясь горячкой.

— Отвези меня домой.

Рори бормочет что-то о клубе и моих ранах, но мне плевать на все это прямо сейчас.

Мои глаза закрываются, а голова падает на кожаное сиденье.

— Мак.

Это единственное слово, которое я могу произнести. Где-то на краю своего разбитого сознания понимаю, что именно сейчас я должен ее видеть. Кто-то пытался ее убить. Пытался убить нас обоих.

Когда мы подъезжаем к дому, Рори и Майкл заносят меня внутрь и помогают пройти по коридору. Ронан начинает скулить о моих ранах, но я велю ему отвалить.

Нахожу девчонку в моей постели, именно там, где ей самое место. Парни бросают меня мертвым грузом в кресло в углу, а Мак садится на постели с широко раскрытыми от удивления глазами.

— Лак? — шепчет она, в то время как ее испуганный взгляд скользит по моему телу. — Господи.

Она поднимается на ноги и преграждает мне путь к отступлению прежде, чем я могу промолвить даже слово.

— Надо было отвезти его в больницу! — кричит она на Рори.

Он смотрит на меня и закатывает глаза, выходя из комнаты. Ухмыляюсь и ухитряюсь как-то затащить Мак на колени, а моя рука собственнически обвивается вокруг ее талии.

— Ты не спишь, Бабочка.

Она кивает мне в грудь. Смягчается. Или напрягается. Я точно не знаю. Очертания размываются, оксикодон уже гуляет по моему кровотоку и меня клонит в сон. Сейчас я просто хочу оказаться внутри нее.

У меня нет привычки держать женщин рядом, но в своем горячечном бреду я могу признать, что хотел бы удержать именно эту женщину рядом. Лицом утыкаюсь ей в шею со стоном.

— Ты все еще пахнешь мной, — гордо говорю я ей.

Она переворачивается в моих руках и прижимается губами к моей груди, а затем к моему кадыку.

— Ты как будто удивлен, — бормочет она.

Мои руки сжимаются вокруг нее.

— Ронан упомянул, что Шон говорил с тобой.

— Говорил, — отвечает Мак. — Мы выпили, и я рассказала ему о том, как сильно я люблю прокатиться на твоем большом дружке.

На ее лице расцветает широкая усмешка, а в моем горле перекатывается рык. Это моя девочка.

— Значит, мне не нужно его убивать? — Притягиваю ее ближе.

— Нет, — шепчет она.

— Потанцуй для меня, — почти умоляю ее, когда моя голова откидывается на подголовник стула. — Ты говорила, что отныне танцуешь только для меня.

Произношу эти слова неразборчиво, а Мак улыбается. Ее улыбка настоящая, не такая, как те, что она дарит остальным.

Она чертовски привлекательна, когда улыбается вот так. Ее глаза устремляются на импровизированную повязку, обмотанную вокруг моей руки, и порезы, красующиеся на моей груди.

— Тебя порезали, — отмечает она. — Мне нужно промыть твои раны.

— Потом.

Она смотрит на меня и качает головой, но к моему облегчению, она делает то, о чем я прошу.

— Ладно, Лаклэн. — Она протягивает руки и сжимает ими мое лицо, целуя меня в губы, поворачиваясь у меня на коленях.

Мак прижимается ко мне бедрами, вырывая из меня стон экстаза. Обмякаю мертвым грузом. Я не могу даже прикоснуться к ней.

Но она никогда не чувствовалась лучше, чем сейчас. Мягкая, женственная и такая теплая, прижимающаяся к моему отяжелевшему члену.

— Я торчу от тебя, милая, — говорю ей.

Она улыбается мне в ответ.

— Думаю, это нечто совсем иное, Лак.

Она стягивает с себя мою футболку через голову, а ее грудь перекатывается, пока она вихляет бедрами и легонько проводит пальцами по моей шее. В какой-то момент она наклоняется и расстегивает мои джинсы. И вот я уже внутри нее, и все остальное просто меркнет.

Я не выдерживаю. Просто не могу. Она набрасывается на меня, а я наполняю ее всем, что у меня осталось.

Она откидывается назад и целует меня в щеку, ее дыхание теплое и сладкое.

— Я не хочу отдавать тебя, — признаюсь ей в темноте.

Между нами — молчание, знаю, что облажался. Но Мак просто продолжает гладить мою кожу пальцами, не придумав ничего другого.

— Иди спать, Лаклэн. Я позабочусь о тебе.

ГЛАВА 25

МАККЕНЗИ

Я просыпаюсь и на кровати рядом со мной никого. По крайней мере, подушка Лаклэна все еще пахнет им. Переворачиваюсь, зарываясь в нее лицом, и вдыхаю этот пьянящий аромат. Мой сумасшедший бандит так обалденно пахнет.

Мне пришлось попросить Ронана помочь мне затащить задницу Лаклэна в постель после того, как я закончила промывать ему раны и латать его шкуру. Он потерял много крови, но порезы выглядели хуже, чем казалось на самом деле. Я могу только представить, как сейчас выглядят парни, которые сделали это с ним.

Я закрываю глаза и выдыхаю воздух из легких. Может быть, это и должно беспокоить меня, но это не так. Я сразу поняла, что в этом мире нет ни черного, ни белого. Кто-то пытался убить меня сегодня. Ронан не сказал мне, кто это был, но я знаю, что он был русским. Кто бы это ни был, он сбежал после того, как Ронан всадил ему пулю в ногу. А потом Лаклэн вернулся домой как после бойни. Я не знаю, чем они занимаются. Но я знаю, что кто-то нацелился на них, и на данный момент мне плевать, кто устраивает перестрелки. Если они стреляют в Лаклэна или меня, то они представляют угрозу. Все очень просто.

Я справляюсь с болью, вызванной железной логикой, и медленно плетусь на кухню походкой ковбоя.

Поиски в кухонных шкафах не приносят должного результата. Ронан ходил по магазинам, но у него точно нет вкуса на что-нибудь сахаросодержащее.

Тогда кукурузные хлопья.

Я хватаю миску и сажусь за стол напротив Ронана, который уже сверлит меня неодобрительно взглядом по неизвестной мне причине. Он в прекрасной форме сегодня утром.

— Где Лак? — интересуюсь я.

— У него возникли дела.

— Он почти не спал, — бормочу я с набитым хлопьями ртом.

— Добро пожаловать в его жизнь, — сухо отвечает Ронан.